Виктор Николаевич Покобатько замёрз. Шубу надел, шапку, сверху две кофты - не помогло. Потрогал батарею - нет батареи. "А где я вообще?" - подумал Покобатько. Рядом корова летает, вокруг синий свет. "Да ты спи, - сказали за стенкой. - Сейчас зонд вынем, отпустим". И он уснул.

Адель выскочила из скрипящего автобуса первой. Китаев вывалился за ней, вдыхая лёгкий прозрачный воздух. Она натянула поводок, и Китаев удивился этому – последние месяцы Адель была вялой на прогулках, и часто её приходилось тащить за собой. А сейчас он едва поспевал следом. Адель нюхала, шевелила ушами и уверенно семенила вперёд.

Воин вот ещё. Стоит, видишь ли. Грозный. Со щитом и мячом. На этом щите другая картина. Сельскохозяйственные работы. Тут обмолот, там окот… А тут вон трактор с бороной. На бороне ворона. На вороне корона. А на мяче размашистые подписи всей ахейской шайки. О чём я? Голова не работает. Надо почистить, почистить… Что я имею в виду под словом «почистить»? Там и так абсолютно пусто. Наверно, «почистить» означает убрать эту проклятую плёнку, которая скрывает воспоминания.

Его путь лежал меж толстых волнистых сугробов к высокому, торжественному парадному нелепого и тяжеловесного особняка средних размеров, который выделялся среди ряда подобных разве что своей аляповатостью. Его явно много раз достраивали, надстраивали и перестраивали, не желая оставлять в покое его измотанную каменную душу. Одно окно казалось больше других, водосточные трубы, сейчас обмёрзшие льдом, были разного калибра и фасона, а фасад, оштукатуренный не полностью и кое-как, являл свету потёртые, с зазубринами и выщербинами строительные камни.

Я сидел на скамеечке в парке, одетый в тёплый халат с нейтронным подогревом. Мне было дурно, перед глазами плыла плотная грустная дымка. Рядом со скамейкой стоял, покачиваясь на двух раздвижных ногах, робот с продолговатой головой и мычал некую невнятную мелодию.
- Бирн, если это, конечно, вы, - сказал я, – вы не могли бы прекратить свои напевы? Честно говоря, раздражает.

Мир – это пыль. Моя жизнь – это пыль. Сколько бы я ни пытался собрать её во что-то плотное, ощутимое, этого не выходит. Она разваливается, превращаясь в отдельные пылинки, которые почти нельзя потрогать рукой. Я слишком внимателен к деталям, наверное, но это происходит помимо моей воли. Я учусь видеть не детали, а целое, но я только в начале этого пути, поэтому всё так трудно.

Почему человек выбирает в жизни тот или иной путь? Многое, конечно, зависит от случайности. Скажем, если бы Гагарин в детстве встретил говорящую собаку, которая объяснила бы ему теорию суперструн, то в космос бы он не полетел. Просто потому, что сумасшедших не берут в космонавты. С другой стороны, у каждого есть дело, которое получается у него лучше всего – то, что иногда называется предназначением. Всю жизнь человек сидит в офисе, считает баланс и всё время ошибается, без конца переделывает и находится на грани потери работы. В конце концов, он приходит на завод и оказывается, что он лучший в мире токарь. Но не всегда предназначение – это то, что человек делает осознанно, с помощью рук или головы. Иногда достаточно появиться в нужное время в нужном месте, шевельнуть бровью, многозначительно промолчать или произвести на кого-то неизгладимое впечатление. Скажем, корова, хоть раз в жизни встретившая птицу киви, пребывает в состоянии совершенного изумления, и именно поэтому масло из Новой Зеландии издревле славилось своим необычным и приятным вкусом.

Она оперлась ладонями в подоконник и перегнулась через него, подставив лицо ветру.
- Я лучше не буду,- сказала Надя.- Такая погода хорошая... Вы знаете, я люблю, когда жарко и ветер. Когда я была маленькой, ну, еще в третий класс ходила, меня мама возила в Киев... Или во второй? Нет, кажется в третий...
Я прокрался к двери и выскользнул в коридор.