Фламинго
Жил человек. Весёлый был, добрый. И даже звали
его Степан Ованесович.
А над дверью у него висела верёвочка. Те,
кто приходил к нему первый раз, за неё дёргали. Но дверь не открывалась. А потом
спрашивали у хозяина: "Зачем у вас эта верёвочка?" А он говорил: "А
просто так". И тот, кто второй раз приходил, уже ничего не дёргал, а
просто в звонок звонил.
И цветы у него на окнах были. В горшках,
разноцветные, много. И ещё холодильник на кухне стоял. Белый-белый.
Но вот почему-то Степан Ованесович вдруг сел и чай стал пить. Пьёт и смотрит в
окно. А за окном - дом, пятиэтажка. А на крыше дома две птицы танцуют.
- Фламинго, - думает Степан Ованесович. - Розовые.
Очень они душевно танцевали. Ему их даже
жалко стало - на улице ведь мороз, снег, а тут - поди-ка - фламинго.
- Непорядок, - решил Степан Ованесович. - Что ж хозяин за такой красотой-то не смотрит?
И пошёл выяснять, кто же является, так
сказать, владельцем этой красоты.
А на улице шарики летают, самолёты и
просто отдельные личности - праздник, наверно.
А на скамейке дед Ахрип
сидит. Или Архип, точно не помню. И вздыхает он:
- Вот ведь оно как... Жизня-то пошла!
Подошёл к нему Степан Ованесович,
спросил:
- А вы не знаете, Ахрип
Баадурович, чьи это птички?
- Голуби-то?
- Нет, какие голуби... Вот те, розовые,
что на крыше танцуют.
- Кхме, - сказал
дед Ахрип. - Оно, конечно, любая тварь ничья, кроме
как божья, но только сдаётся мне, Степан Ованесович,
что птички вам мерещатся. Иллюзия какая-нибудь, а то и вовсе мираж.
- Как же? - удивляется Степан Ованесович. - Разве же вы не видите - две красивейших
штучки с четырьмя в общей сложности ножками, розовенькие
такие.
- Нет, - отвечает дед Ахрип,
а сам тем временем валенок вяжет. - Ничего я там не вижу. Токмо снег.
- Да что ж это? - не понимает Степан Ованесович и уж по сторонам поддержки ищет.
И видит - сидит на антенне телевизионной
Руфина Айвазовна и жарит арбуз.
- Руфина Айвазовна!
- крикнул Степан Ованесович. - Вы там совсем
поблизости. Не видите ли вы около себя какой живой материи?
Руфина Айвазовна
в бинокль туда-сюда зыркнула и отрапортовала:
- Никак нет, гражданин подследственный. В
радиусе двух гектолитров никаких биологических объектов, окромя человеческой
цивилизации, не наблюдается.
Степан Ованесович
уж и себе не верит. За руку ущипнул, глаза протёр - все равно танцуют проклятые
птицы. И ведь здорово танцуют! Никакой Эйнштейн так бы не станцевал.
- Да я же их вижу! - крикнул он. -
Граждане! Ну разве ж их нету? Вон, вон они - в натуральности!
Вышли из-за угла граждане. Посовещались.
- Незаметно что-то, - говорят. - Видимо, нет
там никого. А вы бы, товарищ тоже гражданин, пошли бы вздремнуть годик-другой.
- Эх вы, - сказал Степан Ованесович, - такие розовенькие...
И спать пошёл.
А утром его человек разбудил с книжечкой.
- Вы, - говорит, - видели двух розовых
птичек?
- Видел, - говорит Степан Ованесович. - И сейчас вижу – вон они, на пятиэтажке.
- Танцуют, стало быть?
- Танцуют.
- А я почему не вижу?
Степан Ованесович
плечами пожал: не знаю, мол. Феномен тут какой-то.
А человек-то с книжечкой лыбится и вопрос
коварный задаёт:
- А что это у вас там за верёвочка на
двери?
- А просто так.
- А-а, понятно, - говорит человек с
книжечкой и в книжечку "птичку" ставит.
Короче, увезли Степана Ованесовича
на всестороннее психическое обследование. И новых жильцов в его квартиру
вселили.
А самочка фламинго сказала своему
кавалеру:
- Большое мерси за приятное
времяпрепровождение, только у меня что-то в груди шкворчит, и вообще, я сегодня
не в форме. Не проводите ли вы меня к месту моего проживания? И фламинго-самец обнял
её крылышками и по лестнице вниз повёл, во двор. Зашли они в гардероб, он ей
пальто помог надеть и фуражку. А потом они на автобус пошли.
А дед Ахрип съел
стакан семечек и тоже домой пошёл. В недовязанном валенке.
Вот ведь оно как бывает-то. Жизня-то пошла, э-эх! А фламингочку
молоденькую, между прочим, в больницу положили с воспалением лёгких. Так что,
граждане, со здоровьем не шутят. И пёрышки чистить надо очень даже регулярно. И
на морозе от танцев босиком воздерживаться.